Книжный обзор

Польская Сибирь. Ссыльные и их жизнь. Рождение мифа

Ян Трынковский, несомненно, один из самых выдающихся современных исследователей истории поляков в Сибири. Его смело можно поставить в один ряд с самыми авторитетными специалистами по польско-сибирской истории: Викторией Сливовской, Антонием Кучиньским и Збигневом Вуйциком. Трынковский, в отличие от них, не писал объемных монографий на эту тему[1]. Своей заслуженной славой он обязан коротким формам — статьям и комментариям к источникам. С начала 1990-х годов Трынковский опубликовал множество статей, большую часть которых трудно найти по прошествии лет. Будучи разрозненными, они не передают всю полноту мыслей и интересов автора. Только собранные в единое целое, эти материалы позволяют получить представление об огромном объеме работы, проделанной им за прошедшие 30 лет.

В последние годы на польском издательском рынке все чаще появляются работы, посвященные Западной Сибири[2]. Трудно объяснить, следствие ли это случайности, заинтересованности авторов и читателей или удаленности от Польши. Лично я не сомневаюсь, что судьба поляков в Восточной Сибири не менее интересна, чем судьба поляков в Забайкалье.

Безусловно, это важная книга для профессиональных историков (новые документы, новые интерпретации и подходы к уже известным источникам и материалам). Однако «Польскую Сибирь» можно рекомендовать и тем читателям, которые не так много знают о польских ссыльных. Именно им Трынковский в нескольких статьях объясняет разницу между географической Сибирью и Сибирью — «мифологизированным пространством — землей ссылок» («Польская Сибирь — мифологизированное пространство. Попытка упорядочения», «Сибирская твердыня Агатона Гиллера»).

Книга состоит из 26 статей, разделенных на три части: «Повседневная жизнь в Сибири», «Агатон Гиллер» и «Другие».

В подзаголовке автор сообщает, что его внимание сосредоточено на повседневной жизни польских ссыльных, но в то же время он знает, как много мифов выросло вокруг нее. Можно ли демифологизировать Сибирь? Безусловно, это чрезвычайно сложная задача, поскольку сибирские мифы глубоко укоренились в нашем сознании и дополнительно подкреплены литературой, в том числе — произведениями великих авторов, и живописью (Яцек Мальчевский, Александр Сохачевский, Артур Гротгер).  За последние два столетия в нашем национальном сознании сформировался образ польского ссыльного: грязный, голодный, больной, его заставляет жить только мысль о возвращении домой и борьбе с царем. Однако реальность зачастую кардинально отличалась. Конечно, многие ссыльные умерли во время этапа или после того, как добрались до Сибири. Часто путешествие продолжалось много месяцев, и ссыльным приходилось переносить его в ужасных условиях. Трынковский приводит два примера: Агатон Гиллер, проделавший весь путь в кандалах, прикованный к железному пруту, и Станислав Шумский, отправившийся в Сибирь в отдельном вагоне с собственными слугами. Автор, конечно, объяснил, что подавляющее большинство ссыльных находилось посередине, между Гиллером и Шумским. Но эти примеры показывают, как легко впасть в крайности, что, к сожалению, случается и с профессиональными историками. Во многих очерках автор предупреждает, что даже исследователи Сибири следуют за мифом, который влияет на их работу, по крайней мере — при выборе темы исследования. Не случайно в польском сибиреведении остается много белых пятен. До сих пор нет достоверных работ о браках ссыльных (особенно в межвоенный период) с русскими женщинами, а также о судьбе их жен, оставшихся в Польше и часто искавших новых мужей. Существуют также неиспользованные источники, сообщающие о благосклонности, которую проявляли к польской ссыльной элите руководители сибирских предприятий и заводов (например, Иван Ефимов, начальник винокуренного завода в Александровске).

В книге немало провокаций, призванных показать читателю, как легко исказить образ сибирского ссыльного. Название одной из статей «Кофе со сливками… или повседневная жизнь на этапе» может послужить хорошим примером. В тексте автор объясняет, что прекрасные условия девятнадцати польских ссыльных, которые во время 76-дневного марша из Иркутска в Забайкалье съели, среди прочего, 473 кг говядины, 428 кг ржаной муки, 32 кг масла, 320 яиц, не говоря уже о птице и омулях, были лучше средних. В официальных документах их этап выглядел так же, как и другие «путешествия» в Сибирь. Только благодаря подробной документации, составленной Петром Борковским, мы точно знаем, откуда у ссыльных были деньги и как они их тратили во время этапа.

Конечно, Трынковский не преследовал цель представить ссылку в Сибирь как идиллию, праздное времяпрепровождение или необычное приключение. Автор обращает внимание читателей, что большинство ссыльных страдали от одиночества и с трудом адаптировались к новым условиям. Впрочем, это и не удивительно. Многие из них были молодыми людьми (средний возраст 31 год), приговоренными к бессрочной каторге, получившими запрет на возвращение на родину; часто их приговаривали к тяжелым работам. Процесс адаптации в Сибири был тесно связан с узнаванием коренных народов («Польские ссыльные и коренные народы Забайкалья»). И здесь тоже Трынковский напоминает, что не следует обобщать и утверждать, будто каждый поляк в Сибири пытался подружиться с коренными народами, как Вацлав Серошевский или Эдвард Пекарский (ссыльные исследователи, которых якуты обожают до сих пор). В вышеупомянутой статье он объясняет, что значительная часть поляков не интересовалась коренными жителями (Юлиан Глаубич-Сабиньский), другие относились к ним как к людям второго сорта: «звено цепочки, связывающее орангутана с человеком» (Мацей Лохвицкий о бурятах), но некоторые отдавали им дань уважения и искренне восхищались ими (Михал Грушецкий в случае с эвенками и орочонами). Обобщение снова может направить нас по ложному пути.

Статьи Трынковского не теряют своей актуальности, примером чему может служить описание Юлианом Сабиньским празднования 3 мая в Сибири. Хотя дневники Сабиньского были опубликованы 10 лет назад и широко известны среди историков и даже переведены на русский язык, научно-популярная конвенция, принятая автором, дополняет и уточняет воспоминания польского ссыльного. Стоит также отметить, что в статью включены выдержки из дневника, отсутствующие в книжном издании.

Трынковский посвятил Агатону Гиллеру шесть очерков. Во вступлении к некоторым из них он указал, что жизнь и творчество Гиллера уже стали предметом многих исследований[3], но все еще требуют дальнейшего углубленного изучения. Существует еще множество источников, касающихся Гиллера, которые до сих пор не проработаны. Автор, в частности, сосредоточился на ломжинском периоде его жизни, т.е. на 1846–1849 годах, который до сих пор практически не рассматривался исследователями. Трынковский также поставил вопрос: что вдохновило Гиллера на создание «Описания Забайкальской земли». Он убедительно доказал, что одним из примеров для польского ссыльного был Винцентий Поль, лекции которого он посещал в Ягеллонском университете. Безусловно, неиспользованным источником для исследований, касающихся ссыльных, являются письма Гиллера, которых уже обнаружено более двух тысяч. Скорее всего, тот факт, что они оказались разбросаны по разным архивам и библиотекам, стал причиной того, что ни один исследователь до сих пор не решился заняться их изучением. Трынковский лишь привел нам пример эпистолярных возможностей Гиллера, опубликовав несколько писем, найденных в библиотеке Польской академии знаний, а также письмо, написанное ему Шимоном Токаржевским 13 июня 1866 года (единственное сохранившееся письмо Токаржевского).

Третья часть книги включает статьи, которые трудно причислить к определенной категории, последние две посвящены непосредственно сибирским мифам. Трынковский показал, как легко поддаться искушению упростить, обобщить и мифологизировать Сибирь. В то же время он подчеркнул, что историки не могут игнорировать мифы, поскольку они влияют на восприятие Сибири и даже на научные исследования. Впрочем, он и сам внимательно следил за судьбой мифического персонажа, отца Елисея Глембоцкого, фиктивность которого была доказана более полувека назад («Отец Елисей Глембоцкий — капуцин из Устилуга — от мистификации к мифу»). Две статьи посвящены дерптцам. В первой Трынковский показывает, как легко нас можно ввести в заблуждение материалами следственной комиссии, из которых ясно следует, что студенты не участвовали ни в каком заговоре. В действительности, члены студенческой группы Карла Хильдебрандта имели возможность самостоятельно решить, как они будут вести себя во время допроса: что могут говорить, а о чем должны молчать. Благодаря согласованности их действий во время допросов, следователи не смогли раскрыть многоуровневую конспиративную структуру. Во второй статье Трынковский предпринял попытку объяснить участие студентов и выпускников Дерптского университета в Январском восстании. Несмотря на то, что в нем приняли участие не менее 136 человек, ни у кого пока не возникло соблазна провести углубленное исследование, не говоря уже о сравнении дерптцев со студентами и выпускниками других университетов.

Трынковский также показал в книге неизвестные страницы польской ссылки, например, живопись Леопольда Немировского. На создание этого эссе Трынковского вдохновил альбом, содержавший более сотни рисунков, акварелей и литографий, на которых Нимировский запечатлел Восточную Сибирь. Книга была издана в рамках серии Польско-Сибирской библиотеки, выходящей в России, и, к сожалению, в Польшу попала лишь в нескольких экземплярах, как и другие работы российских исследователей. Трынковский завершил свой очерк о Нимировском призывом написать достоверную монографию и организовать выставку его работ в Польше. К сожалению, подобные призывы обычно остаются без отклика.

Как отметили в предисловии Виктория Сливовская и Веслав Цабан, статьи Трынковского представляют собой прекрасные примеры тщательного и скрупулезного анализа источников, а также пиетета, с которым исследователь подходит к анализируемому материалу. Автор в основном ссылается на известные документы, но при этом способен увидеть в них детали, которые другие исследователи упустили из виду (стр. 8). Наглядным примером может служить хранящийся в библиотеке Оссолинских документ под названием «Rachunki domu prowadzonego na Syberii w okręgu nerczyńskim…» [«Счета дома, содержавшегося в Сибири в Нерчинском районе»], — хотя ранее он упоминался в научной литературе, только Трынковский использовал его, чтобы описать условия жизни польских ссыльных. Аналогичная ситуация сложилась и в случае со списком польских изгнанников Агатона Гиллера.

Все статьи написаны прекрасным польским языком. Каждая из них затрагивает важную проблему, хотя во многих случаях форма статьи не позволяет дать исчерпывающий ответ на поставленные вопросы. Не удалось также избежать повторений, которые потребовали бы тщательной переработки большей части текста. После прочтения книги возникает чувство неудовлетворенности. Остается сожалеть, что Ян Трынковский не решился написать монографию по одной из проблем, обозначенных в «Польской Сибири». Эта книга — прекрасное средство для демифологизации Сибири и жизни польских ссыльных.

Статья была опубликована на английском языке, см.: Piotr Głuszkowski, Jan Trynkowski, „Polski Sybir. Zesłańcy i ich życie. Narodziny mitu” [Polish Exile-Settlers in Siberia: The Birth of a Myth], „ACTA POLONIA HISTORICA” 2019, nr 120, s. 187­–191.

[1] W. Śliwowska, Ucieczki z Sybiru, Warszawa 2005; A. Kuczyński, Syberia. Czterysta lat polskiej diaspory: antologia historyczno-kulturowa. Warszawa-Wrocław 1995.

[2] S. Mulina, Migranci wbrew swej woli. Adaptacja zesłanych powstańców styczniowych na Syberii Zachodniej, tłum. M. Głuszkowska, M. Głuszkowski, Warszawa 2017; Kościół katolicki w Syberii Zachodniej w XIX i początkach XX wieku. Szkice historyczne, materiały, dokumenty, red. W. Caban i J. Legieć, Kielce 2017; Zesłańcy postyczniowi na Syberii Zachodniej w opinii rosyjskiej administracji i ludności syberyjskiej, Cz. 2, Pamiętniki, listy, publicystyka, początki rosyjskich badań nad losami polskich zesłańców postyczniowych na Syberii , red. Wiesław Caban, Krzysztof Latawiec, Jacek Legieć, Tatiana Mosunowa, Kielce 2019 i inne  pozycje wydane w ramach grantu Polscy zesłańcy na Syberii Zachodniej w drugiej połowie XVIII wieku – XIX wieku w oczach Rosjan i ludności syberyjskiej.

[3] H. Florkowska-Frančič, Emigracyjna działalność Agatona Gillera po powstaniu styczniowym, Wrocław 1985; J. Fiećko, Rosja, Polska i misja zesłańców. Syberyjska twórczość Agatona Gillera, Poznań 1997

[4] H. Florkowska-Frančič, Emigracyjna działalność Agatona Gillera po powstaniu styczniowym, Wrocław 1985; J. Fiećko, Rosja, Polska  i misja zesłańców. Syberyjska twórczość Agatona Gillera, Poznań 1997

Петр Глушковский

перевод с польского Ольги Сторожиловой

Ян Трынковский, Польская Сибирь. Ссыльные и их жизнь. Рождение мифа. — Варшава: Издательство Neriton, Институт истории ПАН, Музей истории Польши, 2017. — 470 с.