Прогулки с Шостаковичем по истории и по Иркутску
Летом 2001 года в Кшидлина-Малой под Вроцлавом я лично познакомился с профессором Болеславом Шостаковичем на международной научной конференции. Я был удивлен его эмоциональным рассказом об истории католической церкви в Иркутске. Мне казалось невероятным: профессор из России, воспитанный в советское время, и история Церкви в Восточной Сибири. Я подумал: должно быть, он тесно связан с Церковью, но оказалось — ничего подобного. Мы поговорили о священниках, сосланных после польского восстания 1863 года. Он хвалился, что собрал много материалов на эту тему в иркутских архивах. Меня заинтересовал сам профессор, его исследования (я знал публикации) и его «сложенные в стол» материалы. Прошло несколько лет, прежде чем мы познакомились ближе.
Я провел много времени в архивах Иркутска, разыскивая материалы о судьбе сосланных после Январского восстания — в основном священников, депортированных в Тунку в районе Саянских гор, — и польского Кругобайкальского восстания. Перед первой поездкой в Иркутск в 2007 году я написал профессору Шостаковичу, но ответа не получил (может быть, имейл не дошел? но загодя я написал и обычно письмо), однако он нашел меня в архиве. Впоследствии, когда бы я ни приезжала в Иркутск (обычно не извещая его), он всегда узнавал об этом и приходил. Мы отправлялись в город на омуля, борщ или хороший чай (я пил отличный зеленый, он — черный); не помню, пил ли я с ним пиво (кажется, пил), особенно мне нравилось сибирское «Купеческое» — только не помню церемонии, сопровождавшей распитие чая, когда он, как хозяин, любезно наливал мне в чашку горячий ароматный напиток. Болеслав Сергеевич оказался хорошим попутчиком в путешествиях, отличным гидом и приятным собеседником — он любил поговорить. Благодаря ему я больше узнал об истории города и о семье Шостаковичей, «поселившейся» в Иркутске в XIX веке. Он рассказал мне о доме губернаторов тех времен, здании Иркутской губернской канцелярии, так называемом польском костеле и соседней улице Польских повстанцев. Последнее стало для меня открытием, потому что я ошибочно связывал ее с 1863 годом, но оказалось, что она получила свое название в честь участников польского вооруженного «бунта» 1866 года на Байкале. Шостакович показал мне место, где в ноябре того же года были казнены четыре его предводителя (сегодня это большой городской район). Он возил меня по окраинам Иркутска, по мемориальным местам, связанным с историей польских ссыльных. Так, благодаря ему я увидел трехэтажный панельный жилой дом, с виду ничем не примечательный, но с мемориальной доской, посвященной памяти ссыльного и исследователя Байкала Бенедикта Дыбовского; сохранившееся здание Императорского географического общества, университет — альма-матер профессора Болеслава, университетскую библиотеку и т.д. Обо всем он рассказывал много и интересно.
Конечно, мы разговаривали о моих научных исследованиях, писательских планах. Он всегда демонстрировал заинтересованность, но и подчеркивал, что исследования о судьбе польских ссыльных в Сибири лучше проводить в команде, что это трудная тема, материалы по которой собирать нелегко, и кто-то должен осуществлять научное руководство, корректировать и т.д. Он постоянно это повторял, и я чувствовал, что он был бы рад взять на себя такую руководящую роль. Но его ожидания встретили мое сопротивление. Однако он не давил, а убеждал. Я предпочитал гулять с ним по Иркутску, потому что здесь его научные амбиции не находили выхода. Во время таких прогулок он демонстрировал талант рассказчика и собеседника. И такой «нейтральный» Шостакович мне нравился больше всего.
Однажды я убедился, что он умеет не только интересно рассказывать об Иркутске, но и быстро бегать. После долгой прогулки по городу мы оказались довольно далеко от улицы Грибоедова, на которой я жил — где-то в районе Рабочей: профессор Болеслав показывал мне деревянную архитектуру, которой здесь очень много. Дело близилось к ночи, и мы уже собирались вызывать такси, как вдруг заметили трамвай — последний. Профессор говорит: «Бежим!» Я первым добежал до трамвая, запрыгнул в него уже на ходу. Трамвай начал набирать ход… Профессор догоняет, я протягиваю руку, но трамвай едет слишком быстро, и профессору не удается в него подняться!!! Что делать? Я собирался выпрыгнуть, все могло закончиться плохо, но вдруг трамвай начал замедлять ход. Профессор догоняет, запрыгивает! И тут машинистка кричит: «Дураки, сумасшедшие, я отвезу вас в милицию!» И так далее. Профессор прошел к кабине водителя, до меня долетали его извинения — он без конца повторял: «Прошу прощения» и «Простите, простите» — и что-то еще о коллеге-профессоре из Польши. А она все кричит! Наконец, он ее успокоил. Но мы оба чувствовали себя глупо. Сумасшедшие… Трезвея от этого приключения, я пошел дальше по рельсам. Домой попал около часа ночи, пройдя несколько километров пешком.
Кажется, некоторое время спустя, после наших совместных «выходок», мы перешли на «ты». Теперь он чаще отвечал на мои письма из Польши, а во время моего следующего пребывания в Иркутске прямо предложил сотрудничество в работе над книгой о Тунке. Я твердо ответил, что не вижу такой возможности. Это будет моя собственная книга о судьбе священников, изолированных в этой деревне после 1866 года, я уже почти собрал материалы. Зато предложил издать в Польше его сборник документов о польских священниках, сосланных в Восточную Сибирь, который меня очень заинтересовал, но Болеслав так и не доработал его, не рассказал о тематических деталях. Однако он был страстным собирателем, и я даже отчасти стал свидетелем того, как он «рыскал» в польских учреждениях (например, в отделе рукописей в библиотеке Люблинского католического университета). Я много раз ездил в архив Отцов-доминиканцев в Кракове, чтобы на протяжении долгих часов и дней расшифровывать сибирский дневник Игнация Климовича, ссыльного участника Январского восстания, сибирского доминиканца, потому что хранитель архива не хотел сделать для меня микрофильм. Несколько лет спустя я узнал, что этому «историку из Иркутска», потомку польских ссыльных, доминиканцы сделали и подарили микрофильм. Так что Болеслав, вероятно, добавил дневник о. Климовича к другим своим материалам о священниках в Сибири, но писать ему тогда уже не очень хотелось. Где сегодня его собрания и какова их судьба?
У профессора Болеслава Шостаковича было много энергии, идей и стремления возглавлять или, по крайней мере, осуществлять научное руководство, но последние годы его жизни не были особенно творческими. Сегодня мы помним его, благодаря «Польско-сибирской библиотеке», к созданию которой он приложил немало усилий, участвуя в обсуждениях, горячо убеждая, и начало которой положила его книга «Воспоминания из Сибири…» (Иркутск, 2009). Он ушел из жизни преждевременно, к моему большому удивлению и сожалению.
Эугениуш Небельский